Том 4. Властелин мира - Страница 54

– Подождите, один вопрос… скажите, Штирнер, вы… виноваты в убийстве Карла Готлиба?

Часы пробили час. Вдруг по лицу Штирнера прошла судорога. Глаза его закатились, стали мутными. Он ухватился за край рояля, тяжело дыша.

Эльза с замиранием сердца следила за этой переменой.

Штирнер вздохнул и постепенно стал приходить в себя.

– Ответьте же, Штирнер, на мой вопрос!

Штирнер посмотрел на нее с полным недоумением и сказал каким-то новым, изменившимся, спокойным голосом:

– Простите, сударыня, но я не имею чести вас знать и не знаю, о каком вопросе вы говорите. – Потом Штирнер поклонился и размеренным, незнакомым шагом вышел из зала.

Эльза была потрясена. Штирнера больше не было.

XV. У разбитого аквариума

Эльза совсем не спала в эту ночь. Уже рассветало, а она все сидела на том же месте, у рояля. События этой ночи потрясли ее. Она разбиралась в том сложном, запутанном клубке, в том хаосе, который внес в ее сознание Штирнер. Она вспомнила все, что пережила со времени смерти Карла Готлиба: свое неудачное бегство от Штирнера, неожиданную любовь к нему, поездку в Ментону. Но вспомнила как о чем-то чужом, как будто все это прочла она в романе. Так же ясно вспомнила она и то время, когда она была невестой Зауера. Но что-то и в этой картине прошлого изменилось. Думая о Зауере, она чувствовала, что еще любит его. Но любит как-то иначе: образ Зауера потускнел. Что с ним стало? Изменился ли он? Что он вообще за человек?.. К своему удивлению, Эльза поймала себя на мысли, что, в сущности, она не знала Зауера. Как сложатся теперь их отношения? Ее размышления были прерваны неожиданным появлением Эммы. Эмма была в дорожном костюме, усталая, побледневшая.

– Эльза! – крикнула она и бросилась со слезами к подруге.

– Здравствуй, Эмма! Отчего же ты плачешь? Почему не предупредила о приезде? Где твой мальчик? – забросала Эльза вопросами плачущую Эмму.

– Малютка там, внизу, с няней. Отто бросил меня и не оставил даже денег. Я продала платья и кое-какие безделушки и собрала на дорогу.

– Оставил без денег, с ребенком?

– Он совсем сошел с ума. Я чувствовала себя такой несчастной и одинокой. У меня никого нет, кроме тебя… – И вдруг с новым припадком истерического плача Эмма прерывающимся голосом заговорила: – Не отнимай у меня Отто! Он любит тебя. Он хранит твою карточку и смотрит на нее. Я совсем не следила за ним, я вошла случайно, но он грубо прогнал меня… Он любит тебя!.. Не отнимай его. У тебя все есть, ты такая счастливая. У тебя есть богатство, ты любишь Людвига, зачем тебе еще Отто?..

Эльза улыбнулась краем губ, но глаза ее оставались печальными.

«Бедная Эмма, – думала Эльза, глядя на изменившееся, похудевшее лицо подруги. – Куда девался ее румянец во всю щеку, серебристый смех? Бедная куколка, что сделал с нею Отто? Неужели он такой бессердечный?»

– Я не счастливей тебя, – серьезно сказала Эльза, гладя рукой растрепавшиеся волосы Эммы, – у меня нет богатства, я больше не люблю Штирнера, и Штирнера больше нет…

Эмма от удивления на минуту забыла о своем горе.

– Он умер? Почему же ты не писала мне об этом? И разве мертвых не любят? Сколько новостей!..

Эльза опять улыбнулась.

Лицо Эммы снова сделалось печальным.

– Это значит, – всхлипывая, начала она, – это значит, что ты призналась ему в любви к Отто и Штирнер в отчаянии убил себя. Значит, ты отнимешь у меня Отто?

– Успокойся, глупенькая девочка, – ласково сказала Эльза, – я не отниму у тебя твоего Отто. Ведь он твой муж и отец твоего ребенка.

– Это ничего не значит! – ответила Эмма. – Он говорил, он говорил не раз, что вся его любовь ко мне была одним чертовским наваждением, что, если бы не это наваждение, он никогда не полюбил бы такую дуру. И такой брак, говорит он, можно расторгнуть. А если Отто говорит, это верно. Ведь я действительно глупенькая. Но только… ведь и глупенькие хотят счастья! – И она опять заплакала. – Ведь любил же он меня такую, какая я есть! А потом… потом он стал будто мстить мне за то, что любил меня.

И Эмма, прерывая разговор плачем, подробно рассказала Эльзе историю своей любви. Она слишком долго страдала в одиночестве и теперь говорила обо всем, что наболело, о грубости, придирчивости Отто, о его насмешках, издевательствах, оскорблениях.

Эльза слушала, и ее сердце невольно холодело. Отто вставал перед нею в новом свете. Это уже не было «наваждением». Он так поступал уже после того, как освободился от власти Штирнера.

Он мог разлюбить Эмму. Но неужели у него не хватало такта, корректности, наконец, простой порядочности, чтобы удержаться от такого обращения с женой? И, вспоминая уже о своей любви к Зауеру, Эльза подумала: «Неужели прав Штирнер в том, что мы лишь слепые игрушки инстинкта, который может заставить полюбить человека с ослиной головой? Ужасно!..»

Эльза слушала подругу, думая о своем, и прислушивалась ко все увеличивающемуся шуму во втором этаже.

«Что бы там могло быть?»

А там происходил последний акт борьбы.

Вооруженный отряд в защитных металлических костюмах во главе с Зауером и Готлибом ворвался в дом Эльзы.

Зауер ударял рукояткой «парабеллума» в дверь кабинета и кричал:

– Откройте, Штирнер, или мы взломаем дверь!

Неожиданно нападающие услышали доносившийся из кабинета голос Качинского и лай собак.

– Штирнера нет, а я открыть дверь не могу. Штирнер, уходя, запер ее снаружи и приставил собак.

– Это вы, Качинский? Вы еще живы? – Обратившись к солдатам, Зауер приказал: – Ломайте двери!